Олег В. Игнатьев

 

 

 

 

 ДЕШЁВЫЙ ШОКОЛАД

 

Всю жизнь сосала карамель,

Ища носителей любви.

Дешевых фантиков коллекция,

                        как символ юных лет.

Но подвернулся вдруг кобель

И шоколадом завалил,

И попросил на шампуре любви

                        в отдельный кабинет.

 

И комплименты говоря,

В слова подмешивал вино

И открывал ее красивые глаза

                        на толстый куш.

Какой отменный фигуряк,

Прикид готовый не дерьмо

И вроде все ништяк, но дома

                        не спит вполне законный муж.

 

Она хотела пить со льда

                        шампань,

                                 и сразу им несли.

Оберток красочных и корок

                        в них апельсиновых гора.

Он не сходил по ней с ума,

Он превращал любовь в рубли,

Он был носителем

                        костюмов дорогих и серебра.

 

И, дав серебряный в залог,

Он попросил взамен утех.

Она помаду с губ слизнув,

                        дать их ему была не прочь.

И между смуглых, стройных ног

Они творили сладкий грех

И целомудрием гнилым

                        давилась в их объятьях ночь.

Какой дешёвый шоколад

Они делили на двоих

И было все у них в грязи:

                         от гениталий до души.

Он был покупке новой рад,

Он денег не жалел своих

И легкий аромат духов измены

                          головы кружил.

 

Всю жизнь сосала карамель,

Ища, кому отдать любовь,

Но попадались разномастные

                           и злые кобели.

Ложась с надеждою в постель

Решала, с кем приятней боль,

И подбирала подходящего

                           носителя любви.

 

начало окт. 1992 г.

 

                            * * *

Мужчина слёзы ронял на пальто дорогое.

Было сладко, и больно, и обидно ему.

Уходила она без сомнений, не споря,

Спрятав хрупкое тело в осеннюю тьму.

 

Он хотел улыбнуться, но губы дрожали.

Взгляд последний её он запомнить хотел...

А холодные лужи темноту отражали

И на бритой щеке поцелуй холодел.

 

И, забившись на время в уютной квартире,

Он курил и молчал, он молчал и курил.

Но друзья и дела его мысли сменили.

Вроде боль улеглась... и как-будто забыл.

 

А желаний с годами становилось всё меньше.

Он устал от забот и свиданий без сна.

И, лаская красивых, но ветреных женщин,

Лёжа в чьей-то постели, путал их имена.

 

                                  ***

 

На осеннюю листву под прозрачным небом

                                       упаду.

Запахом печали горьким до дождя

                                       надышусь.

Жизнь хотел прожить беспечным летом,

                 не могу...

Снега, белого до боли, до соблазна,

не дождусь.

 

И на скатерть снега раннего, крахмального

                 упадет

Темно-красным дорогим вином тягучим

                       чья-то кровь.

Из хрустального бокала пьяных оргий кто-то

                               не допьет.

И поставит сапоги впотьмах прихожей

на любовь.

 

И затопчут голосами, пересвистами

      новый день,

Чтобы вновь уйти для вакханалий призрачных

                                      в чью-то ночь.

И с постели встать, побриться, закурить

                    будет лень...

А за окнами струится - моросит

нудный дождь.

 

Листьев желтых жаркий запах, тлен

под ногой

Укоризной бренности разврата дорогого

                        прошуршит.

Хорошо напиться до забвенья синею

   весной,

Да только сердце, отболев тоскою ранней,

                  не болит.

 

                                  ***

 

Голубое небо висело на тонкой ниточке,

Одним концом к Раю привязанной.

И коптили его своей любовью гимназисточки,

И плевали в него мужланы безобразные.

 

А небо только пальцем тронь - закачается,

А поцелуй его взасос - посереет.

Ах, как быстро, Боже мой, жизнь кончается,

И с разбега прыгнуть в небо не успеть мне.

 

Запускали журавлей в синеву бездонную,

И летели журавли от них сломя голову...

И не жалели нас они, нищету бездомную...

А целовалися взасос - пахло голодом.

 

Что ты ноги-то раскинула? Небо кренится

И слезами глаз твоих проливается.

Выжать душу, как белье, мне не терпится,

А хитрый ангел мне в глаза улыбается.

 

Да, что ж ты, Господи, нить-то натянул

                                                                       такую тонкую,

Что ты шаткую построил к себе лестницу.

Вот вцеплюсь зубами в небо, нитка

                                                               лопнет ведь.

А если сто таких, как я в него вцепятся?

 

И невдомек мне оттолкнуть,

                               отпихнуть,

отринуть гимназисточек.

И лететь за журавлями, вслед, от свободы

                                                                одуревшими.

Да не рвись же, нить, прошу...

Моя ниточка,

Связанная в узелки нами грешными.

 

 

 

Запускали журавлей в синеву бездонную

И летели журавли от них сломя голову...

И не жалели нас они, нищету бездомную...

А целовалися взасос - пахло голодом.

 

                 ***

 

Свеча не могла погаснуть,

Ее не зажег никто.

Роняешь ты слезы напрасно

На старенькое пальто.

 

Хоть плачь, хоть не плачь - едино,

Хоть пей, хоть не пей - тоска.

Ты многих тогда любила,

Ты многим была нужна.

 

Но годы прошли незримо,

Оставив размытый след,

Ты по ошибке открыла

Дверь в мой холодный склеп.

 

Это последний приют твой

И ты, закутавшись в шарф,

Будешь печально качать головой

Глядя на розовый шар.

 

Так и ты когда-то пускала

Свой шарик, нить отпустив.

Но не думала и не гадала

Счастье свое упустить.

 

Так пей же ты, пей до рвоты.

Я налью в твой стакан еще...

Глохнут шаги в проходах

Между чужим бельем...

 

          КОРОЛЕВА АЛИСА

 

Холодный декабрь. Заснеженный сон.

Полумрак коридоров. Полустон, полубред.

Желанные руки не оставят следов.

Мой Ангел, неужто в ту ночь ты был слеп?

 

Мой Ангел, ты ей пот с лица вытирал,

Ты видел ее, обнаженную, близко.

Он измятое тело на подушку бросал...

Но ты королева. Королева Алиса.

 

Королева Алиса, я отец твой, твой раб.

Я поэт подворотен, строк убогих, нелепых.

Бесталанность украшена пышной роскошью рам,

Освещенной едва тусклой лампочки светом.

 

Тусклой лампочки свет. Окурок жжет пальцы,

Серый пепел к ногам безразличьем упал.

Дверь плотнее закрой, растопчи похоть, сжалься.

Быть шутом и гонимым, ты поверь, я устал.

 

Холодный декабрь. Заснеженный сон.

Полумрак коридоров. Полустон, полубред.

Желанные руки не оставят следов.

Мой Ангел, неужто в ту ночь ты был слеп?

 

                  ***

Отпусти меня, хозяин,

Засиделся на цепи я.

Дай свободой насладиться,

Дай гитару наиграться.

Что-то мне тоскливо стало,

Что-то душу защемило.

Не отпустишь коли, сдохну.

Нет уж силы оставаться.

 

Осень льётся прямо с неба

Водопадом жёлтых листьев.

И такая безнадёжность

В этой пропасти небесной...

Мне на привязи мечталось:

Дотянусь до этой выси,

Мне на привязи хотелось

Белокурую невесту.

 

А сорвался , худо стало;

На свободе бьют да в пах всё.

И Архангелы неслышно

Над землёю пролетают.

А невесты в переулках

По последней самой таксе

Отдают свою невинность,

Снегом марта в грязи тают...

 

...Возвратился я, хозяин,

Посади меня на привязь.

Забери мою свободу,

Забери мою гитару.

Что-то душу защемило,

Едкой плесенью страх вылез.

А не примешь коли, сдохну.

Что-то мне тоскливо стало.

 

Сентябрь. 1991 г.

Вверх